Когда горело гетто, когда горело гетто,
Варшава удивлялась четыре дня подряд.
И было столько треска, и было столько света,
И люди говорили: «Клопы горят!»
Александр Аронов, «Гетто»
Что-то невероятно страшное произошло в двадцатом столетии. Гигантские руки Молоха протянулись к целому народу. Это невозможно скрыть, записать в разряд обыденного. Мы должны посмотреть в лицо этой трагедии, и как бы не было жутко, посмотреть внимательно. Если история — уроки для нас, то этот будет одним из самых болезненных.
Холокост — невиданная в истории человечества трагедия, геноцид, унёсший жизнь шести миллионов евреев стран Европы, из которых полтора миллиона — дети. Слово «холокост» означает «всесожжение». Нацисты массово сжигали своих жертв в крематориях лагерей смерти.
Как могло родиться столько ненависти даже среди людей, исповедующих заповеди о любви? Держа в руках Божьи заповеди, они забыли поместить их в свои сердца.
Для многих период Холокоста стал самоопределением того, кем они являются. Под огромным давлением, под угрозой смерти человек являл истинную сущность. Кто-то входил в историю как жестокий и бесчеловечный злодей, лишённый всякой морали, кто-то как равнодушный свидетель, сопричастный убийству своим бездействием, кто-то как «праведник мира», готовый поплатиться жизнью за жизни других людей. Можно обвинять систему и пропаганду, но в каждый конкретный момент времени в каждой конкретной ситуации принятые нами решения зависят от нас.
В планы последних моих поездок в Израиль обязательным пунктом входило посещение музея истории Холокоста «Яд-Вашем», посвящённого изучению и хранению всего, что связано со временем преследования и уничтожения евреев во время Второй мировой войны. Здесь множество разных предметов, вещей, фотографий, показывающих, с какой циничностью и ненасытностью уничтожались люди, чьи судьбы и мечты прервались. У одного из убитых нашли в кармане подтверждение о зачислении в институт, у другого — фотографию любимой. Они все надеялись вернуться из лагерей смерти.
«Эта фотография называется «Последний еврей в Виннице». Все евреи созданного там гетто были уничтожены, и фашисты решили особо отметить это», — рассказывает нам сотрудник музея. И тут молодая женщина из нашей группы застывает перед фотографией. «Знаете… Мой дед, мой прадед были евреями… Они жили в Виннице и почему-то покинули её незадолго до этих событий». Мы замираем вместе с ней. Как будто дыхание Холокоста пронеслось рядом, но милость и спасение Божье оказались ещё ближе.
Вокруг музея разбит сад, в котором каждое дерево посвящено «праведнику мира» — человеку, спасавшему евреев в то страшное время, укрывавшему, помогавшему им сбежать, с риском для своей жизни. Невозможно без эмоций пройти мимо этих деревьев с именными табличками. Кажется, как будто каждая увековеченная история жизни испытующе спрашивает тебя: «А где бы ты был тогда? Смог бы не смалодушествовать?»
«Шесть миллионов евреев — расстрелянных, удушенных в газовках. Шесть миллионов — и каждый в отдельности. Это — память, противящаяся забвению… Вот что означает Холокост» – писал Михаил Гефтер в «Эхо Холокоста».
В один из перелётов в Израиль я разговорилась с сидящим рядом пожилым евреем по имени Ефим. Узнав, что я лечу по приглашению «Яд-Вашема», он рассказал о своей семье, о пережитом прошлом. Его родители и их близкие долго не верили, что им нужно убегать, прятаться. Не верили, что нацисты нацелены на полное уничтожение еврейского народа, что вместе с началом Второй мировой войны начался новый виток геноцида — наверное, самый страшный за всю их историю.
— Семья моей мамы всё-таки решила уехать из Литвы, ей тогда был двадцать один год. Они ещё не успели добраться до литовской границы, как налетели немецкие самолёты и разбомбили весь эшелон. Маму взрывной волной выбросило из поезда, и она оказалась на земле без сознания среди мёртвых и живых. Когда всё успокоилось, литовские деревенские жители из ближайшего местечка приехали к этому месту, чтобы помочь выжившим или похоронить погибших. И маму, лежавшую без сознания, так бы и закопали. Но когда её положили на телегу и повезли в братскую могилу, она начала то ли хрипеть, то ли сопеть. «О, смотри, ещё живая!» Её откачали и спрятали в одном из домов. Два дня мама пробыла там, а потом ей сказали: «Деточка, давай, беги. Тебя держать мы боимся». Могли же расстрелять сами литовцы. Буржуазная власть Литвы сразу переметнулась на сторону немцев, поэтому они быстро сформировали им в помощь батальоны смерти.
У отца моего спутника в Литве погибло очень много близких. Приезжая туда в послевоенное время, они встречали бывших соседей-литовцев.
— И мой папа как-то разговорился с одним из них, — продолжил попутчик. — Он, как и остальные, кто всё видел, первое время боялся рассказывать, как всё было на самом деле. «Твоему отцу (деду Ефима — ред.) сказали: «Бегите, вас расстреливать будут». На что тот ответил: «А чего мы побежим, ведь мы ничего плохого никому не сделали? За нас ведь каждый здесь может поручиться». Вот наивность какая была у людей.
Как я потом узнала, в войну еврейская община Литвы была уничтожена на 94% — жуткая статистика. Такое массовое уничтожение евреев было и в других оккупированных фашистами странах.
«Я отказываюсь от духовного комфорта непричастности. Сегодня я в виновных», — сказал тот же Михаил Гефтер. К сожалению, произошедшая катастрофа не особо изменила отношение одних людей к другим. Быстротечно прошли сочувствие и сострадание. И снова нужно говорить обычным хорошим равнодушным людям, что нельзя быть хорошим и равнодушным.
Мы должны признать, что мы наследники этой катастрофы — не для того, чтобы утонуть в чужой вине, но чтобы стать сопричастниками помощи и исцеления тех, кто пережил весь ужас Холокоста, чтобы быть теми, кто не повторит тёмные страницы истории.
Текст Маргариты Кондратьевой