«Папа погиб в день моего рождения. Мама приходит и говорит: «Доченька, вот тебе подарок»

«Папа погиб в день моего рождения. Мама приходит и говорит: «Доченька, вот тебе подарок»

Моей собеседнице, Нине Константиновне Корнеевой, Бог дал прожить долгую и интересную жизнь. Через месяц ей исполнится 87 лет, но она не чувствует своего почтенного возраста, сохранила энергичность и ясность ума. Путь к Богу был для нее долгим и нелегким, но с верой она служит людям, занимается танцами, выступает на концертах.

Нина Константиновна, расскажите про семью. Кем были ваши родители?
Мой папа, Константин Васильевич, родился в 1909 году в Киеве, а мама Анна Андреяновна — в 1912 году в Петербурге. Сейчас я понимаю, что мои родители происходили из разных социальных слоев. Мама была из городской бедноты, папа же, хотя он об этом и не говорил, «не из простых». У меня сохранилась дореволюционная фотография его семьи, сделанная в Киеве фотографом Оболонским. На ней бабушка — красивая, со сложной прической, в расшитом бисером платье и с золотыми часами на руке. Рядом с ней сидит мой дедушка и два мальчика в матросских костюмах — папа и его брат. Видимо, я пошла в папину семью, потому что временами во мне проскальзывает что-то «барское».

Вы родились в Ленинграде?
Да. Мы жили на Васильевском острове. У меня было прекрасное детство. Я была любимым ребенком, у меня была няня, меня все баловали — не только в семье, но и во всем нашем доме. Все изменилось, когда началась война.

Вы помните начало войны?
Мне было семь лет. В конце мая 1941 года от завода, где работал папа, меня отправили на отдых. Вместе с другими ребятами мы жили на даче недалеко от Твери. Там меня и застала война. За мной приехала мама с братиком (он родился в 1940 году). И мы поехали обратно в Ленинград. По дороге наш поезд попал под бомбежку. Я этого не помню, но мама рассказывала мне, как она схватила меня со второй полки и мы выбежали из поезда. Мы добрались до города и провели там почти два блокадных года. Мы жили с тетей, она тоже петербурженка, родилась в 1898 году. Тетя была очень предприимчивой, благодаря ей мы и выжили. У нее был огород на Голодае. Она собирала лебеду, крапиву, сушила и делала похлебку. Помню, как мы дрались из-за крошек…

Как вы эвакуировались?
Папу забрали на фронт, мама продолжала работать на заводе. Когда была построена железная дорога, нас вместе с заводом эвакуировали в Омск. Там мы тоже голодали. Мама посылала меня менять на картошку хлеб, который мы получали по карточкам. А я постоянно хотела есть и обкусывала этот хлеб. Конечно, его никто не хотел брать, и мама меня наказывала.

В 1944 году погиб мой папа. Это было в мой день рождения, мне исполнилось десять лет. Мама приходит и говорит: «Доченька, вот тебе подарок — наш папа погиб».

Я очень любила папу, даже больше, чем маму. Он никогда не ругал меня, водил в кино и в театр, занимался со мной. Я не могла пережить его смерть, даже хотела утопиться в Иртыше. В общежитии, где мы тогда жили, за мной присматривали, чтобы я ничего с собой не сделала. Родственники сильно боялись за меня — во время блокады Ленинграда покончил с собой мой дядя, не вынес голода и тревоги за родителей, оставшихся в Киеве.

Чем вы занимались после войны?
В 1945 году мы вернулись в Ленинград. В эвакуации я не училась — было очень холодно, а школа была далеко. Мне нужно было идти в школу, но я не хотела. В школе я была намного старше своих одноклассников, училась очень плохо, прогуливала. Вместо уроков я каталась на трамваях, заклеивала двойки в дневнике. У меня была всего одна пятерка — по физкультуре. В пионеры меня не приняли за плохую учебу. В итоге к 16 годам я с горем пополам закончила пять классов и пошла работать.

Где вы работали?
Сначала ¬— на фабрике «Красная нить». Я работала ночами. Мне было очень трудно, я была белоручкой и не привыкла работать. Дома за меня все делала мама. Я с трудом отработала полгода и пошла на завод к маме. Там работала тоже плохо, постоянно опаздывала. Я была без Бога, неверующая, иначе бы так себя не вела. Потом я во многих местах работала: в гримерном цехе на Ленфильме, натурщицей в Мухинском училище. Я общалась в богемных кругах с актерами и музыкантами. В 1958 году я вышла замуж, у меня родился сын, потом мы с мужем развелись.

Задумывались ли вы о Боге?
Нет. Мне Бог был не нужен. Мне по жизни все легко доставалось. Говорят, что во время Сталина репрессировали за опоздание на работу, а я работала из рук вон плохо, делала брак, опаздывала постоянно — и ничего. Меня даже из дворников выгнали за плохую работу. Я, безграмотная, устроилась на автостанцию заместителем директора и работала там до пенсии. Правда, хоть у меня и не было образования, сказывалось семейное воспитание: я умела общаться с людьми, грамотно говорить, слушать собеседника.

А вообще мы с подругой иногда заходили в православную церковь, сами не зная зачем. И еще Бог много раз спасал мне жизнь.

Как это было?
Однажды, когда я работала на теплоходе, я попала в качку, и меня чуть не смыло за борт. Меня спасло то, что я зацепилась за поручень. В другой раз я осталась невредимой в серьезной аварии. Еще в детстве я упала с мостика в пруд, и меня спас неведомо откуда появившийся прохожий.

Но самый яркий случай произошел на море, когда мы поехали отдыхать с сыном в Гагры. Был последний день перед вылетом, и мы пошли купаться. Я не умею плавать, но люблю качаться на волнах. И волны стали отбрасывать меня от берега. Я начала кричать, но из-за шума моря меня было не слышно. Мой сын-подросток и сын хозяйки дома, где мы жили, кинулись меня спасать. Нас стало сносить на волнорез, и я просила сына, чтобы они меня бросили, а то мы все погибнем. Но какой же сын бросит мать? Они вытащили меня на берег, а потом случилось что-то необъяснимое. Я сидела на берегу и не могла справиться с желанием вернуться в воду. Как будто меня кто-то тащил обратно в море. Я почти физически чувствовала руку, которая увлекает меня в воду и слышала голос, который зовет туда. И вместе с тем — другой голос, который говорил: «Сиди!», и руки, которые обнимали меня за плечи и не давали встать. И я не пошла в воду.

Как вы уверовали?
Я пришла к Богу в 57 лет. Это было 18 сентября 1991 года. Была суббота, я возвращалась со дня рождения внука. Я вышла из метро Петроградская, смотрю: стоят люди со знаменами. Я думала, что это митинг, анархисты какие-то. Подошла, а они говорят о Боге. А у меня как раз год назад погиб сын. И я начала возмущаться: «Что вы тут лапшу на уши вешаете людям?» Я сейчас уже не могу такую злую физиономию сделать, какая у меня была тогда. «Где был ваш Бог, когда погиб мой сын?»

Меня пригласили на богослужение в воскресенье. А незадолго до этого меня звала туда подруга. Она сама ни разу не была, но слышала, что там бесплатно дают чай с булочками. И я решила сходить и посмотреть. Песни поклонения меня так тронули, что я проплакала все служение. Потом жена одного из служителей подошла помолиться со мной. И когда она сказала: «Аминь», я услышала звон. Как на аукционе стучат молотком: «Продано». Брызнул такой серебряный свет, и я как от наркоза очнулась. Так я пришла к Богу.

Я начала Ему служить. Я была няней для детей служителей. Была поваром, кормила студентов миссионерской школы. Служила детям из интерната, несколько лет заботилась о девочке-сироте. Еще у меня было служение на радио «Теос». Я молилась за людей, читала отрывки из Библии.

Как изменилось ваше отношение к миру и к людям после прихода к вере?
Мой характер изменился. Сегодня я смотрю на мир другими глазами. Например, раньше я ненавидела алкоголиков: если со мной рядом в транспорте садился выпивший человек, я готова была его растерзать как тигрица. Сейчас я служу алкоголикам и наркоманам, закончила курсы по служению ВИЧ-инфицированным. Я научилась со всеми находить общий язык. Я очень благодарна Богу, что Он вел меня по жизни, даже когда я Его не знала.

Евгения Рау

Фото Влады Журбенко