Москвичка открыла в Уганде реабилитационный центр для уличных детей

Москвичка открыла в Уганде реабилитационный центр для уличных детей

Наталья Герасимова рассказала «Вио» о жизни и служении в Уганде. О правилах, которые нужно знать, чтобы остаться в живых. О том, почему осталась одна в доме с уличными гангстерами, почему не спит ночами, о чем плачет и молится. Сколько ошибок совершила за годы пребывания в Африке.

Мечтала о Чикаго, но попала в Уганду
Я в Африку не хотела. Не мечтала я с детства: поеду помогать бедным детишкам. Абсолютно не моя история. Я хотела служить в Чикаго, в гетто, в трущобах Америки, но не детям Африки. Однажды я сидела в московском кафе, и мне приходит эсэмэс из Африки от сестры. До этого я посмотрела фильм «Проповедник с пулемётом». В фильме детей тысячами брали в плен и делали из них солдат и сексуальных рабов. Я посмотрела этот фильм, поплакала со всей страной и спокойно дальше стала жить. И мне она присылает такую эсэмэс: «Наташа, к дому моей подруги прибились два мальчика, сбежавшие из армии террориста Кони». И всё. Я положила вилку и не могла больше есть. Одно дело смотришь фильм в кинотеатре, а тут понимаешь, что это реально происходит на другом конце мира. Детей воруют, продают на рынках, и даже приносят в ритуальные жертвы. После этой эсэмэски я поняла, что терроризм существует, детское рабство существует. И уже через две недели я была в Африке.

Беспечность на миссии опасна
Чтобы жить в Уганде, а я здесь около семи лет, ни в коем случае нельзя быть беспечным и безответственным. Да, первый год здесь медовый месяц, влюбляешься в страну. Потом приходит трезвость. Чтобы здесь работать, выжить и не попасть в передряги нужно копать глубоко. Мы идём везде, ко всем. Идём к тем, кто держит трущобы, боксёрам, бандитам, которые могут нас защитить. Я учу язык, местный сленг. Если я не буду изучать, то не буду понимать, о чём говорят люди вокруг и могу попасть в передрягу. Это глубокая работа. А беспечность — это когда приезжает девочка волонтёр, берёт рюкзак за спину и идёт в трущобы кормить детишек. Вот это беспечность. А если тебе надо организовать миссию, не попасть в передряги — нужны обходные пути.

Правила безопасности
Не ходить одной по трущобам. Ходить с газовым баллончиком. Не ходить с телефоном в руках. Держать рюкзак перед собой. Много навыков, которые помогут безопасности. Приезжих волонтёров мы одних не отпускаем, везде ходим с ними. Много раз проговариваем правила безопасности. Страшно бывает, да. А иногда я ловлю себя на мысли, что мне абсолютно не страшно. Нас однажды грабили. Ночью вломились четыре вооружённых мужика. Они нас связали по рукам и ногам. И я абсолютно не чувствовала никакого страха. Я думаю, что это была Божья милость. Мы им рассказывали Евангелие. Я абсолютно не испытывала страха, хотя была уверена, что они нас убьют.

Сексуальное домогательство
Я не хожу в розовых очках. Мы работаем с подростками и мужиками, знаю, что может произойти все что угодно. Когда-то Соня начала меня спрашивать: «Что если меня изнасилуют и у меня будет ребёнок, куда его девать?» Она так неделю мне говорила. И такая картина: открывается дверь ночью, мы в трусах, мужики с оружием. Я вижу как они Соню связывают и лицом вниз на кровать кладут. Я тогда стала пробираться к шортам. Один повернулся и говорит: «Я тебя тут пришью сейчас, сядь на место». Я такая: «Да, только шорты надену».
Они нас долго грабили, все стащили, даже кроссовки, но для нас все хорошо закончилось. Мы с Соней с ними говорили спокойно. Один меня связать никак не мог, я ему говорю: «Мистер, что ж вы творите? Бог же не для этого вас создал».

Хочется жить по-другому
Как христианка, я понимала на что шла, понимала риски. Наверное, я дошла до какого-то момента, когда я скажу, ну окей, значит, так надо. В Библии написано «смерть — приобретение. Когда ты проходишь много моментов, от которых устаёшь, мягко говоря, то на эти вещи спокойнее реагируешь. Но точно я не хочу умереть в постели, окружённой внуками и правнуками. Точно не мой сценарий! У каждого человека есть свои желания. Кто-то хочет дом построить, дерево посадить, сына родить. У меня нет таких желаний. Конечно, мне хочется быть любимой, но мне хочется жить по-другому. Думаю, не все люди должны жить по одному сценарию.

Опасны для окружающих
Здесь мы начинали общаться с боксёрами. Эти люди связаны с политикой, они на стороне оппозиции. Я вдохновляла их, чтобы они мне помогали с уличными детьми. Говорила, что я одна, что сложно, да ещё я белая. Ну типа это, ребята, вы должны им помогать. Они меня возили в свои клубы, где тренируют мальчишек. Думаю, вот молодцы. Тренируют детей. Но через какое-то время узнаю, что эти ребята, боксёры, главари банд. А детей тренируют, чтобы потом они шли на улицу и грабили. Такие организованные банды. Ещё мы ходили в трущобы по воскресеньям, разговаривали с парнями, которым 20-25 лет, читали им Библию, звали в церковь. Вдохновляли их бросить криминал. И вот мне написали из этой группировки, что я расформировываю их армию, делаю слабыми парней, будь осторожна в трущобах. Такие угрозы поступали. Вопреки этому, мы с огромными усилиями вытащили с улицы нескольких ребят.

Ценный опыт
Всё приходит с опытом. Не доверяю никому здесь. Детям тоже не доверяю. Но не говорю про всю Африку. В Уганде такая проблема — предательство, воровство, враньё. Прям дух какой-то здесь. Да, и дети меня предали и обворовали. Но я делаю это не для того, чтобы получить от них благодарность. А потому что я на своём месте, Бог меня призвал и мне нужно это пройти. Это меня закалило, убрало инфантильность, наивность. Будут они слушать тебя, не будут слушать, написано в Библии — продолжай. И ты продолжаешь.

Моменты, которые не забыть
Их много, но они личные. Расскажу один. Когда мы открыли реабилитационный центр, я уехала туда со всеми детьми. Вместе с помощником мы по кусочкам собирали каждый уголок в доме. Покупали подешевле, всё доставалось огромным трудом. И помощник меня обманул. С нами жили шесть пацанов, они были из гетто, занимались грабежами. Мы их пытались реабилитировать. Столько сил, любви в них вложили. И вот я уехала по делам. И они вынесли всё, разбили весь центр. Когда я приехала, дом был разгромлен. Пустые стены, пустые полы. Ни холодильника, вообще ничего не оставили. И я так плакала, упала на колени и плакала. Пришли полиция, шериф, народ. Все стояли и думали, вот дурочка, что плачет так из-за холодильника. А мне так больно, что мой самый близкий друг, ближайшие друзья, для которых я открыла свой дом, так подло подчистую всё вынесли. Это было потрясением. Я молилась всю ночь, плакала, говорила Богу, как же так подло они могли с нами поступить. Но на следующий день вернулся мой помощник и вернул мне всё, всё до нитки. Приехала машина, и всё выгрузили обратно. Ладно уж с этими вещами, главное, что он вернулся и покаялся. И эта история закончилась хорошо.

Ценность покаяния
Самое важное в моей работе — это покаяние. Это цель всего. Накормить ребенка и дать ему одежду — это одно. И что дальше? А дальше он так же и будет обманывать, воровать. Это было на моей практике много раз. И это, конечно, боль моего сердца. Бог меняет сердца людей. Ты не можешь просто сказать парням: «Грабить прекращаем, никого не убиваем, будем жить правильно». Да они тебя сразу же убьют. А когда ты говоришь, ребята, я пришла с вами рис поесть, давайте помолимся перед едой. А давайте Библию почитаем. Спросить, как у них дела. Когда ты им приносишь Бога, то их сердца редко, но меняются. Уганда — это сложная страна.

Бог проводил меня через тёмные пути. Я училась доверять Ему. Училась в трагедиях вставать на колени и благодарить Бога. Даже если сердце разбито на малюсенькие кусочки. Если не обратишься к Богу после трудностей, будешь реально разбит. Бог может взять все эти кусочки, собрать и обратить во благо. Он научил меня выдержке, терпению. Учусь чертить границы. Верить в себя, что я могу. Когда осталась одна в карантин, в городе были беспорядки. Я поняла, что с Божьей помощью могу выжить, могу что-то организовать.

Для них ты музунгу, не друг
Здесь сложно найти друзей. У меня есть друг Чикаго. Он тоже из уличной банды. Мы с ним прошли много испытаний. С ним было тяжело и сложно. Ему было сложно выйти из уличной жизни. Но я называю его другом. Он поддержал меня и помогал бескорыстно. Белых здесь нет. Они сюда не ходят. Когда я прихожу в притон, разговариваю с алкоголиками на их языке, с местными, они удивляются и радостно встречают. Но при любом случае они меня ограбят и глазом не моргнут. Своей ты в Африке никогда не станешь. Ты будешь белой, колонизатором. Даже если ты всю жизнь проведёшь с этими людьми. Даже если будешь одеваться так же, есть их еду, говорить на их языке. Но они в конце жизни тебя назовут белой, которая поработила их и надела на них цепи. Это сидит в их крови. Ты все равно будешь музунгу — белая.

Миссия здесь это разочарование и боль
Если бы я знала, что предстоит такое пройти, я бы не поехала. Сто процентов. Не поехала бы никогда в жизни. Никогда. Нет, нет и ещё раз нет. Это просто ад. И это даже не касается ограблений, предательств, плена. Это всего лишь какие-то моменты. Самое ужасное, что здесь происходило, этого никто никогда не узнает, этого никто никогда не прочувствует. Это внутренняя борьба с такой тьмой лютой, смертью для себя. Это такая боль, боль, боль. И чтоб опять… Да я врагу не пожелаю. Но Бог по Своей великой милости дал мне пройти такой трудный путь, чтобы меня сломать и разбить. Чтобы построить меня ещё раз заново. Я не знаю, что могло бы меня исправить, но Господь знает, как со мной работать. И что мне действительно было нужно. Но я бы на такое не согласилась. Нет. Нет. Нет. Лучше в Чикаго под пулями, чем здесь.

Последствия ошибок
Совершаю кучу ошибок. Со стороны кажется, что Наташа такая мудрая, герой, спасает детей. Да, детей спасаю. Но не мудрая. Мы с Соней сразу решили, что безопасность — первое правило. Но в итоге либо я где-то сижу уже в машине ночью, проповедую, а это небезопасно. Либо она уже где-то в передряге. Ещё доверяю людям, а это здесь ошибка. Наступаю столько раз на одни и те же грабли. Попадаю на деньги. Вот недавно я лишилась машины. Меня кинули, развели белые, русские люди. Это мои ошибки. Столько последствий потом. Остаёмся без машины: дети не могут передвигаться, не съездить за продуктами. И эта цепочка последствий отражается на всех. Одно немудрое решение влечёт за собой то, что нельзя допускать. Я уже думала, что это была последняя капля с машиной. Но оказывается ещё можно потерпеть. Ещё немного и ещё немного. Я здесь семь месяцев одна, без Сони. В этих трущобах, с этими пацанами. В стране сейчас чуть ли не переворот и беспорядки. Но уеду я тогда, когда мне скажет Бог, а я это почувствую. Со всех сторон меня толкают — уезжай, уезжай, беги из страны. Но уже много чего пройдено. Сейчас просто живу и продолжаю служить. А уехать — да, я уеду, так как сильно устала. Но в нужное время.

Боль семьи и исцеление
Я была первой эгоисткой, равнодушной. Меня абсолютно никогда ничего не трогало. Люди умирали при мне, и мне было всё равно. Я была равнодушна к своей семье, папе, маме. Но когда пришёл Иисус в мою жизнь, Он просто взорвал моё сердце. Тогда я почувствовала боль моей семьи, сестры-наркоманки. Стала её вытаскивать, потом её мужа. Папе пыталась донести, маме. Я увидела исцеления. Стала просить у Бога любви. Любовь — это не моё, не моя заслуга. Не я такая хорошая девушка Наташа, это всё от Бога. Это моё свидетельство. У меня не было любви. Люди могут прийти к Богу и попросить любви. Больше её неоткуда взять.

В жизни бы не подумала, даже в самых диких представлениях, что жизнь так повернётся. Я молилась: «Веди меня, Бог, в самые тёмные места». Он ответил на молитву. И я хватаюсь за голову, Боже мой… Открываю глаза в каких-то трущобах. Рядом непонятные дети, их много. Но потом вспоминаю, Наташа, ты же за это молилась, ты же этого хотела.

Жертвы
Есть места в Уганде, где приносят детей в жертву. Стоят домики, туда привозят детей и убивают. Много чего страшного ещё видели и знаем. Но если ты не будешь глубоко копать и просить Бога тебя вести, то это и останется как всплеск эмоций. Ах, бедные детишки. И всё. Но никого не осуждаю. Каждый живёт, как он хочет.

Это не проходит
Мне говорили ещё много лет назад: «Ничего, это пройдёт». Но это не проходит. Есть периоды, когда я останавливаюсь. Бог мне говорит «стоп». Эти остановки помогают восстановиться. Я не думаю, что это пройдёт. Это не хобби, не увлечение, когда ты переболел этим в юности. И ты потом думаешь, ну вот надо теперь реальными делами заниматься. Я вижу, то, чем занимаюсь — это реальное дело. Дети умирали на улице — теперь они живут. Мне приятно на это смотреть. Есть дом (ребцентр), есть структура, правила, семья, много опыта, есть те, которые уже спасены.

Трафик это моя боль
У меня болит сердце за трафик людей. Трафик — это когда детей перепродают на рынке. Невольничьи рынки существуют и сегодня. Торговля людьми — самое страшное, что может быть. Даже была история в моей жизни. И я каюсь за это. Было время в церквях, пасторы часто проповедовали о вреде татуировок. Куда не зайдёшь, все про татуировки говорят. Я решила себе сделать татуировку. Это был мой вызов: «Люди, обсуждайте лучше детский трафик. Детей продают, а вы обсуждаете татуировки». Меня спрашивают: «Грех ли это?» Я отвечаю: «Я сделала её, потому что меня возмутило, что все говорят про татуировки, и совсем не говорят о торговле людьми». Но сейчас я каюсь за это, честно.

У людей много поводов для критики
Классика жанра: почему ты не помогаешь нашим детям, а помогаешь чужим. Непонятно, кто чужие, кто свои. Люди присвоили себе детей, которые им не принадлежат, которые находятся в детских домах. Я помогала детям в детских домах много лет. У меня жили эти дети. Отвечаю этим людям, что их дети спят дома в теплых кроватках и питаются хорошо. А мои дети спят на улице, под дубинками полицейских. Поэтому говорить об этом странно. Меня критикуют, что я одна осталась в Африке. Что я занимаюсь мальчиками, а не девочками. Да много, за что ещё критикуют.

Рядом церкви поют
Недавно наблюдала картину. Жаль, телефон не взяла, в магазин шла через трущобы. Маленький мальчишка лет пяти, грязный, оборванный весь. Тащит на продажу огромный тяжеленный кусок металла, где-то своровал. А на голове шапка с надписью Jesus — и в этом вся Африка. Здесь кого не спросишь — все верующие. Это не останавливает их, чтобы воровать, убивать, грабить, обманывать. Дети валяются на улице, погибают. А рядом церкви поют. Это вообще отдельная тема.

Люди помогают
Помогают часто не церковные люди. Те, кто даже меня не знает. В основном помогают издалека. Из церкви помогают некоторые. Люди из инстаграма. Слава Богу, люди нам помогают. А дружим мы с миссией «Содействие» из Кении. Они классные. Мы к ним приезжаем отдохнуть душой.

Мои герои
Это моя семья, мой брат. Команда девчонок: Лиза, Соня, Иветта. Их я знаю близко. Они герои не издалека. Знаю их жизнь изнутри, через что они прошли. Вот они для меня герои.

Счастье внутри
Я не могу сказать, что я счастлива, ну сейчас, на данный момент. Не знаю. Понимаю, что работаю над собой. Хочу найти радость в той ситуации, в которой нахожусь. В общем, я в процессе. Я ищу радость, ищу счастье. Это не касается призвания и служения. Это касается внутреннего восприятия себя. Опять же счастье или несчастье не связано с тем, что проходишь. После миссии в Чикаго, после такого жёсткого треша, меня отвезли в Майами. У меня там был шикарный дом несколько дней. Возили меня на кабриолете. Могла купить себе, что хотела. Но там я проплакала все три дня. Вот там я была несчастна. То есть понятие счастья для всех разное. А в Чикаго я была счастлива. Хоть и жила там в жёстком гетто, где были постоянно перестрелки. Я там была самая счастливая на свете. А в Майами, катаясь по кафешкам, которые казались мне скучными — я была несчастна. Всё зависит от внутреннего восприятия. Я должна быть счастлива и там, и там.

Не ручной Бог
Бог очень интересный. Я благодарна Ему, что Он именно так со мной работает. В «Хрониках Нарнии» есть фраза «Он не ручной Лев». Так вот, Он — не ручной Бог. Что ты Ему говоришь: «Господь, я хочу служить, просто хочу деткам помогать и всё. И чтоб меня эта мясорубка не касалась»? Но Бог тебя такими кручеными путями ведёт, не прямыми ни разу. Но Он настолько всегда рядом. Через боль, предательства, так много предательств, так много боли. Хочется всё бросить и всех послать, гори эта Уганда. Бог тогда рядом, но это когда есть близкие отношения с Ним.

Уединение
Если мне нужно уединиться, я уезжаю из ребцентра в другой район. Мне нужно туда, где тихо. Сажусь в кафе, молюсь. Слушаю прославление. Обязательно читаю Библию. Люблю проводить спокойное время с Богом. Я Его слушаю. Но часто и не слушаю, вот и попадаю в разные передряги. Как помогал Бог можно рассказывать бесконечно. Однажды нас чуть не убили, связав по рукам и ногам в Южной Африке, а там убить могут за банку кока-колы. Бог сверхъестественно уводил нас от многих и многих опасностей. Это чудеса, по другому не назвать. Но самое главное, когда у тебя бушует шторм внутри. И Бог утешает и говорит такие слова, которые никто не знает. Без Бога я бы в Уганде не осталась ни одного денёчка. Это невозможно пережить без Него. Наша миссия — это не только накормить детей и сфотографировать. А когда ты годами живёшь в одном доме с гангстерами, которые предают тебя и голову могут тебе отстрелить в любой момент, и ты сражаешься за их души каждый день. Ты молишься и говоришь, Бог, если Тебе нужно, чтобы я здесь была, то я буду. И приходит мир. Это самое главное чудо.

В Африке легко сойти с ума
Наставник у меня есть. Два года назад у меня было тяжёлое время. Мне на сердце пришло молиться за главного колдуна в стране. Я молилась, плакала, постилась за него. И пришло огромное духовное давление на меня. Как будто я стала сходить с ума. Я была тогда одна в Уганде. Ночью приходили страхи, мучили демоны. Было так страшно. В это время мне позвонила мой духовный наставник, и сказала: «Наташа, тебе больше нельзя за него молиться, это просто опасно для жизни». Вот тогда я поняла, как важно чтобы был человек, которому ты скажешь: «Я схожу с ума». В Африке сойти с ума очень легко. Приходят такие атаки, которые не можешь контролировать. Мы забирались в самую гущу. Где тусуются политики, музыканты, которые давно продали свою душу дьяволу. А мы им пытались нести Евангелие. Мне прилетело конкретно.

Работа над собой
Сейчас я слушаю учение школы «Из славы в славу». Хочу ходить в Божьем присутствии постоянно. Эти тревоги внутри, боль, страхи. Они так замучили, съедают. Ночью плохо сплю. Постоянно боюсь, что залезут в дом. Мне бы хотелось чтобы всё улеглось. А это возможно только в Божьем присутствии. Чтобы не переживать и не контролировать Бога, людей. У людей есть свобода умирать, но я ведь не могу их отпустить. Я буду до последнего за них цепляться. Мне всё время жалко, жалко, жалко. Такое ощущение, что я добрее Бога. И это неправильно. Мне хочется жить в Божьей реальности, где полное доверие Богу. Прохожу программу для созависимых. Созависимость — это когда ты себя не ценишь, а других спасаешь. Это болезнь у меня. Я считаю себя самой полной неудачницей. Я совершила все ошибки, которые можно совершить в Африке. Я не говорю сейчас про грехи, я говорю про ошибки. Поэтому считаю ли я себя героем — нет. Сейчас учусь принимать себя. Это мне тяжело даётся. Искренне считаю себя очень глупой. Главная моя черта — виню себя за всё, за все ошибки.

Наташа Герасимова через двадцать лет
В моём сердце осталась надежда, что я всё-таки поеду в горячие точки. Мне кажется, ничего не изменится. Меня не оставят в покое банды, дети, трафик людей, рабство, насилие. Всё то же самое будет. Наверное. В жизни бы не представила, что жизнь так повернётся. Но мне бы хотелось продолжить то, чем занимаюсь. Отдохнув годик-два.

Ольга Вечтомова